После окончания вуза Андрей Чамуха пять лет отработал в органах прокуратуры и Следственного комитета. В прошлом году принял решение перейти в адвокатуру. Сдал квалификационный экзамен, получил статус адвоката.
— Вопреки распространенному мнению о противостоянии обвинения и защиты в уголовном деле, задачи следователя и адвоката во многом совпадают. И тот и другой призваны установить истину,— говорит Андрей Чамуха.
— Поскольку основным направлением во время обучения в вузе и аспирантуре я выбрал уголовно-правовой профиль (моя специализация — криминалистика, судебная экспертиза и теория оперативно-разыскной деятельности) и в дальнейшем работал следователем и старшим следователем, то и в рамках адвокатской деятельности я преимущественно работаю именно с уголовными делами. В адвокатуру я перешел потому, что эта область юриспруденции дает мне как профессионалу бóльшую свободу действий. Поработав в органах следствия и прокуратуры, я научился грамотно формировать доказательную базу, объективно подходить к процессу расследования, исходить в своей работе исключительно из требований закона и справедливости. По сути, именно это является и главной задачей адвоката при защите своего доверителя. Мне очень импонирует термин «доверитель», а не клиент. Все-таки очень многое в нашем деле зависит от доверия. Без доверия человека к своему защитнику и полной откровенности невозможно успешно осуществить защиту по уголовному делу. Именно взаимное доверие помогает выстроить эффективную линию защиты и в конечном итоге прийти к победе.
— Что в уголовном процессе можно считать победой? Если удалось избежать тюремного заключения?
— Конечно, нет. Победа для адвоката и его доверителя в уголовном процессе — это наилучший исход. Он бывает разным, в зависимости от обстоятельств. Если человек вовсе не совершал преступления, это оправдательный приговор, если же доверитель совершил преступление, но не то, в котором его обвиняют, а менее тяжкое, успехом можно считать переквалификацию обвинения на менее тяжкое и, следовательно, менее тяжкое наказание, а в определенных случаях успех — добиться от суда учета всех смягчающих обстоятельств, получив для доверителя минимальное наказание из возможных. Надо понимать, что работа адвоката заключается не в том, чтобы черное называть белым. Если человек совершил преступление, он должен понести наказание. Но заслуженное. Не сверх меры. Моя задача как адвоката — разобраться в причинах ситуации, найти истину, что же произошло на самом деле, и тем самым понять, что двигало человеком в момент совершения преступления. Для начала — совершал он его или нет. Совершил ли именно то преступление, в котором его обвиняют. Если совершил, то почему, при каких обстоятельствах. Какова роль доверителя в совершении преступления? Нарушены ли его права в ходе следствия и суда? Имеются ли неучтенные следователем смягчающие обстоятельства? И так далее. Когда найдем вместе с доверителем вопросы на все эти ответы, у нас будет объективная картина произошедшего. И уже в зависимости от этого можно будет говорить о линии защиты.
— Это как параллельное следствие…
— По сути, да. И, как показывает практика, это всегда оправдано. Люди чувствуют вовлеченность, желание помочь, видят результаты. Зачастую именно они рекомендуют меня, и мои новые доверители приходят, что называется, по цепочке, от одного к другому. Случалось, что, поработав со мной в рамках уголовного дела, человек обращается ко мне в дальнейшем в гражданском процессе. Главный маркетинговый инструмент адвоката — это его деловая репутация и рекомендации.
— Иногда возникают ситуации, когда суд не слышит ваших аргументов…
— Бывает. Но я всегда использую все правовые возможности достучаться. Чтобы потом не думать о том, что вот это не сделано или вот это можно было попробовать. Всегда работаю с полной отдачей, чтобы совесть моя была чиста, тем более способов достучаться до следствия и суда достаточно, главное — уметь их применять. В моей практике было дело, когда моего доверителя обвиняли в покушении на убийство. Это особо тяжкое преступление, минимальное наказание за которое начинается от шести лет лишения свободы. Там случилась драка двух братьев: один другого ударил битой. Уже в следующую минуту, осознав, что он сделал, мой доверитель отнес своего брата в машину, доставил в больницу, где тому оказали помощь. Он оплатил брату всё лечение, во время его пребывания в больнице навещал, просил прощения, и отношения между братьями сейчас хорошие. Просто в тот день брат много оскорблял невесту моего доверителя, там много чего было сказано в ссоре, но уж убить брата мужчина точно не хотел — иначе бы убил, так как ему никто и не препятствовал. Следствие обратилось с ходатайством о заключении моего доверителя под стражу. Не сразу, но нам удалось добиться в суде избрания домашнего ареста. Предварительное следствие по этому делу было очень тяжелым: следователь не хотел нас слышать.
— И почему вдруг прислушался?
— Мы собрали такой объем доказательств, что не учесть их было невозможно: адвокатские опросы всех участников процесса, очные ставки и проверки показаний на месте по ходатайствам стороны защиты, заключения специалистов, огромное количество характеризующего материала и т. д. Четыре месяца интенсивного противостояния с органами предварительного следствия, в результате которого подзащитному всё же было предъявлено обвинение в совершении менее тяжкого преступления, а судом в последующем назначено условное наказание. События произошедшего устанавливались поминутно, посекундно, каждый шаг, каждое обстоятельство. Нам удалось доказать, что у доверителя не было намерения убивать человека. Да, причинен вред здоровью, да, совершено преступление. Но покушения на убийство не было. Кроме того, мой доверитель искренне раскаялся. Я сейчас говорю это не для суда и не для красного словца. Я помню, как во время беседы он говорил: «Что же я наделал! Я чуть брата не убил! Как я мог!» Искренне раскаяние — это тоже не пустой звук. Я видел разных людей и понимаю, насколько это важно, если человек искренне осознает последствия и переживает о своем поступке. И это тоже часть работы адвоката. И, скажу я вам, весьма существенная!
— Андрей, были в вашей практике примеры, когда работа суда вам приносила удовлетворение?
— Да. Это была работа гарнизонного военного суда. Я на практике увидел, как это должно быть, как должно реализовываться правосудие в рамках судебной системы. Здесь было и четкое соблюдение всех процессуальных норм, и состязательность сторон в ходе процесса, и ведение заседания на высшем уровне. Словом, образцовый процесс.
— Можно о нем рассказать?
— Конечно. С соблюдением инкогнито, без имен и фамилий, как нас обязывает Кодекс профессиональной этики адвоката. Мой подзащитный, военнослужащий, призванный по мобилизации, обвинялся в том, что не явился в срок для продолжения службы после отпуска: период незаконного отсутствия, по версии обвинения, составил более полутора месяцев. Мы собрали доказательства, подтверждавшие, что мой доверитель отсутствовал только одиннадцать суток, а не сорок пять, как указал следователь. В остальное время молодой человек проходил лечение в условиях военной поликлиники, являлся на плановые осмотры и т. д. Однако в стационаре не было мест, и его направили на дальнейшее лечение через поликлинику. И наши доводы были услышаны судом. Приговором суда мой подзащитный был осужден за совершение менее тяжкого преступления и приговорен к условному лишению свободы, притом что изначально следствием вменялось преступление, по которому минимальное наказание — пять лет реального лишения свободы. Мой доверитель вернулся в часть, служит в зоне специальной военной операции, мы поддерживаем связь.
— А бывали провальные дела?
— И такие были. В одно дело я вступил уже после вынесения приговора, на стадии апелляционного обжалования. Моему доверителю вынесли приговор: десять лет реального лишения свободы. Я полагал и полагаю, что есть основания для отмены приговора, считаю, что мой доверитель фактически в преступлении не участвовал, хотя и находился на месте совершения преступления. Речь идет о распространении наркотиков.
— Почему суд вас не услышал?
— Отчасти категория дел такая. По делам о распространении наркотиков фактически снижены стандарты доказывания для следствия. Судебная практика по этим делам имеет уклон ужесточения наказания. Кроме того, на начальном этапе мой подзащитный дал признательные показания, и это ключевое доказательство, которое легло в основу обвинения. Потом он отказался от этих показаний, сообщил, что оговорил себя. Но…
— Если сейчас не обсуждать, виновен он фактически или нет, получается, он сам себе наговорил на срок…
— По сути, да. А потому мой совет: как только возникли какие-то проблемы с правоохранительными органами, сразу обращайтесь к адвокату. Чтобы потом не исправлять ошибки, которые можно было не допускать! Яркий тому пример: мой доверитель обратился ко мне сразу после ДТП, в котором пострадала пожилая женщина. И вот тут фактор времени помог нам. Буквально тут же, в соседнем магазине, была обнаружена камера, видеозапись с нее нам удалось получить при помощи адвокатского запроса. И на видео был хорошо виден весь механизм ДТП, как и что произошло, в результате чего была установлена невиновность водителя. Водитель просто не мог увидеть эту женщину, которая переходила дорогу ночью в неположенном месте. В итоге было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления в действиях моего доверителя.
— Андрей, а если доверитель при обращении к вам утаил какую-то информацию? Умышленно или нет — сейчас не об этом. Если вдруг на судебном заседании случается сюрприз и всплывают какие-то факты? Что делать?
— И такое бывает! Я уже говорил о том, как важно доверие человека к его защитнику. Оно нужно как раз для того, чтобы не случалось таких ситуаций. Однако исключить подобное полностью нельзя. Если уж на судебном заседании доверитель сообщает что-то новое, для начала необходимо попросить у суда технический перерыв и срочно скорректировать линию защиты с учетом интересов доверителя. Да, непростая задача. Но легкий путей никто и не обещал! А вообще, я при самой первой встрече с доверителем всегда говорю: будьте откровенны, я ни за что не буду вас осуждать. Не зря адвокатскую деятельность сравнивают с врачебной: как там иногда во время лечения могут возникнуть осложнения, так и у нас есть свои осложнения и обстоятельства. Потому мы, адвокаты, никогда не даем гарантий. Закон об адвокатуре напрямую запрещает нам что-либо гарантировать. И рецепт тут только один: я добросовестно делаю свою работу. Доверитель это всегда чувствует и понимает. В любом случае в процессе защиты нужно использовать все возможности. Идти до конца. Как говорится, не стоит падать раньше выстрела!
Подготовила Оксана ПОНОМАРЕНКО
