Жизнь летчика Вячеслава Ткачева была так богата на события, что ее описание не укладывается в один литературный жанр: это и военная повесть, и семейная хроника, и авантюрный рассказ, и мелодрама, в которую вплетены самые трагические события двадцатого века. Кубанский казак, дворянин, офицер-артиллерист, увлекшийся авиацией, участник Первой мировой войны, один из основоположников теории и практики воздушного боя, офицер белой армии, эмигрант, узник ГУЛАГа, а в конце жизни — житель коммуналки в центре Краснодара, работник переплетной мастерской и одновременно — писатель, автор уникальных мемуаров об истории российской авиации.
Вячеслав Ткачев прожил долгую и очень непростую жизнь, во всех испытаниях он сохранял достоинство русского офицера и твердую уверенность в том, что его труды на благо России не напрасны и не будут забыты потомками. Годовщина одного из памятных событий, связанных с его именем,— это не просто круглая цифра, а повод еще раз вспомнить о нашем славном земляке Вячеславе Матвеевиче Ткачеве и отдать дань его памяти. Осенью этого года исполняется сто пять лет с того момента, как Вячеслав Ткачев совершил уникальный по сложности перелет из Киева в Екатеринодар, который получил оценку современников в качестве наиболее выдающегося достижения в авиации в 1913 году. Сам знаменитый летчик описал это событие в своей книге «Крылья России» с блестящим юмором, мимоходом оставив нам остроумные зарисовки из жизни Кубанской области и города Екатеринодара последнего предвоенного года.
Цитата из книги «Крылья России»
Аэроплан уже шел на высоте тысячи с лишним метров. Внизу открылась дивная картина: вблизи море отчетливо обрисовывало берега Керченского пролива, а где-то в туманной дали маячил таманский берег.
Но вот пролив подо мной. Перетянув благополучно на высоте 1500 метров Керченский пролив, я опустился в Тамани как раз у подножья памятника в честь запорожцев, высадившихся здесь в 1792 году при их переселении на Кубань.
Вскоре меня окружила любопытная толпа, видевшая впервые крылатую машину. Появился даже представитель власти — то ли станичный атаман, то ли его помощник… На следующее утро 12 октября в 9 ч 35 мин. утра я вылетел из Тамани, и вскоре подо мной засверкали воды родной Кубани.
Примерно в 11 часов мой аэроплан подлетел к Екатеринодару. Здесь не пришлось долго выбирать место для спуска: возле бегового поля, между рощей и Черноморским вокзалом находился огромный пустырь. На него я и сел, покрыв расстояние в 190 км за 1 ч 25 мин.
Мы приехали в Войсковой штаб. В кабинете меня встретил моложавый генерал. Начальник Войскового штаба генерал Ляхов одно время командовал так называемой казачье-персидской бригадой — почетным конвоем персидского шаха, где все офицеры и урядники были казаки, а рядовые солдаты — персы.
Я ему представился.
— Во-первых,— обратился он ко мне… приветливо протягивая руку‚— горячо поздравляю вас с благополучным прилетом в ваш родной край. Мы гордимся, что именно наш кубанец совершил такой замечательный перелет. Но мы хотим не только радоваться этому вместе с вами, но и, пользуясь случаем, знакомиться с авиацией, увидеть ваши полеты…
На следующий день меня принял в своем дворце наказной атаман Кубанского казачьего войска генерал Бабыч.
Поинтересовавшись подробностями перелета, особенно тем, как я летел над морем, и расспросив о моей прежней службе в Кубанской части, атаман пригласил меня на ужин, где присутствовали все члены его семьи и генерал Ляхов…
Чествовали меня с сердечной теплотой… три дня подряд, но вечером я демонстрировал полеты перед войсковыми частями и учащейся молодежью.
Огромная площадь пустыря перед Черноморским вокзалом всегда была заполнена многотысячной толпой любопытных граждан. На эти полеты высыпал чуть ли не весь город… магазины закрывались.
Чтобы соединить приятное с полезным, я на каждый свой взлет приглашал кого-нибудь из офицеров полетать в качестве пассажира. И здесь сказалось отношение, существовавшее в то время к авиации («От хорошей жизни не полетишь!»): желающих полетать было немного…
Когда я вернулся в Киев, Нестеров радушно встретил меня и стал расспрашивать о перелете. «Ну-ка, выкладывай, как ты летел через Керченский пролив,— допытывался он,— пожалуй, по ширине этот пролив не меньше Ла-Манша. Тебя, конечно, как в свое время и Луи Блерио, сопровождали миноносцы, моторные лодки!»
В голосе Нестерова звучали иронические нотки.
— Нет, о моем перелете никто не знал ни в Керчи, ни в Тамани,— ответил я.
— На остановках меня не раз спрашивали корреспонденты: «Куда вы летите?», но я неизменно отвечал им одно и то же: «Это военная тайна». Ведь я боялся и не знал, долетит ли мой «Гном» со вдавленным цилиндром до Екатеринодара.
— А вот и дотянул! — весело воскликнул Нестеров. — Да еще как! Твой перелет самый значительный из бывших до этого в России.
— А в общем, Вячеслав, ты молодчина,— заключил Нестеров, обняв меня за плечи. — Теперь ты, можно сказать, полностью выдержал экзамен на военного летчика, с чем тебя и поздравляю…
За перелет Киев — Екатеринодар Киевское общество воздухоплавания преподнесло мне золотой жетон с эмблемой общества.
Давайте в этом месте остановим рассказ Вячеслава Ткачева и еще раз вернемся к описанию перелета: его самолет «Ньюпор» совершил посадку в Екатеринодаре, на пустыре между Черноморском вокзалом и рощей. Разумеется, более чем за сто лет местность сильно изменилась и установить точное расположение импровизированного аэродрома — а может, территории одного из первых в России авиашоу? — вряд ли возможно. Но подсказка потомкам, наверное, скрыта в слове «роща»: десять лет назад Чистяковской роще вернули ее историческое название, поэтому сейчас совершенно справедливо и уместно перекинуть еще один мост в прошлое: именно здесь может стоять памятный знак перелету Вячеслава Ткачева. Краснодарский аэропорт Пашковский или военный аэродром Белевцы, на мой взгляд, также могут быть местами создания мемориала в честь нашего выдающегося земляка. Никто не будет спорить с тем, что в Краснодаре сделано немало для увековечивания памяти военных летчиков советского периода.
Например, есть памятник Александру Покрышкину, а военные самолеты на пьедесталах давно стали привычной частью городского пейзажа. Неужели между ними не найдется места для их собрата, вернее, старшего товарища — неуклюжего «Ньюпора», который сто с лишним лет назад проложил первую воздушную дорогу над Керченским проливом и Екатеринодаром?
Ярослав ПЛЕТНЕВ, 8 «Г», гимназия №23
