Двадцать четвертого января 2019 года исполняется ровно сто лет со дня принятия директивы оргбюро ЦК РКП(б) о беспощадной борьбе с казаками, участвовавшими в антисоветских выступлениях. Директива развязала геноцид по отношению к казачеству. Ее результатом стало беспощадное физическое уничтожение десятков тысяч донских, кубанских, терских, уральских и других казаков.
Что послужило поводом для такого жестокого решения? Историки скажут: прежде всего — ситуация, сложившаяся на фронтах Гражданской войны. И будут неправы. Да, огромные территории Сибири находились под контролем адмирала Колчака. На Дальнем Востоке хозяйничали японцы, на севере России — англичане. На юге, в Одессе,— французы. На Украине — немцы и послушная им директория.
А Северный Кавказ, Терек, Кубань, Дон перешли под контроль генерала Деникина, войска которого стремительно наступали на Москву и грозили объединиться с войсками Колчака. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Донцы под командованием Мамонтова дальше Дона идти отказались: «Мы устамши. На Дону воевать будем, а дальше — не наше дело». Удивительная близорукость! Непостижимая! Как тут не вспомнить Деникина, на вопрос которого, почему солдаты бегут с фронта, ответил: «Я из Тамбова. Тамбов далеко. Туда немцы не дойдут». Так и донцы Мамонтова, видимо, решили, что красные до них не дойдут, будут володеть в Первопрестольной. Краснов, выбранный атаманом Всевеликого Войска Донского, придерживался старой казацкой поговорки «Здравствуй, царь, в кременной Москве, а мы, казаки, на тихом Дону». И в один момент обескровили фронт, единый огненный вал превратили в дырявое решето.
Кубанских казаков тоже не обошли противоречия. Одни выступали на стороне красных — другие решительно становились в ряды белого движения, а третьи боролись за самостийную Кубань.
Между тем в городах России свирепствовал голод. В деревнях бесчинствовали рабочие продовольственные отряды. Они подчистую изымали хлеб и у помещиков, и у середняков, и у бедных крестьян. Крестьяне отвечали мятежами. Большевики с ними не церемонились, беспощадно подавляли любое недовольство. Под огненное колесо Советов попали классово опасные лица: дворянство, духовенство, офицеры, кулаки, интеллигенция. Многие видели, что это может погубить молодую Республику Советов. Но большевиков это не останавливало. Они наводили порядок в стране железной рукой. О том, что они пойдут до конца, говорил расстрел царской семьи в июле 1918 года, который стал шоком для большинства россиян.
На территории, занятой Добровольческой армией, не прекращалась грызня между деятелями всех оттенков — от Милюкова до садистов из контрразведки. У них еще не было пессимизма — он появится только в 1920 году. Считали за подвиг «Ледяной поход» зимой 1918 года из Ростова на Кубань двух тысяч добровольцев. Хотя самые прозорливые уже усматривали в этом походе причины будущего поражения: отсутствие поддержки мирного населения из-за непопулярных идей и реквизиций, похожих на грабеж.
Тридцатого августа 1918 года был убит Урицкий, председатель Петроградской чрезвычайной комиссией. А 2 сентября республика была объявлена военным лагерем. По всей стране начался открытый массовый красный террор.
По всей стране были ликвидированы тысячи людей, не имевших никакого отношения к борьбе против Советов. Советская власть демонстрировала готовность покончить с «расхлябанностью и миндальничаньем» и «извести под корень классового врага».
Шестого октября 1918 года в Киеве прошло совещание союзников, на котором французский генерал Э. Энно пообещал самую широкую помощь белому движению и заверил участников совещания, что «единственная программа союзников сводится к воссозданию единой и неделимой России и помощи для восстановления в России монархии».
На другом совещании в начале ноября всё того же 1918 года в Яссах в присутствии представителей Англии, Франции и США российские представители буржуазных партий всех мастей спорили между собой, какой они видят Россию в будущем. Одни выступали за диктатуру власти, другие (социалисты) — за директорию. Монархисты были в меньшинстве.
И действительно, союзники начали оказывать Деникину всяческую помощь. Прежде всего — оружием и боеприпасами, продовольствием, обмундированием. К началу 1919 года под командованием Деникина было сорок тысяч активных штыков и сабель при 19 орудиях и семи бронепоездах. Деникину подчинился Дон, и он готовился стать главнокомандующим Вооруженными силами юга России.
Добровольцы захватили Одессу. Четвертого декабря здесь высадились французы.
А 12 декабря депутат трех созывов Государственной Думы Шульгин, размышляя о судьбах белого движения, пишет Деникину: «Я думаю, что без решения аграрного вопроса ничего не будет. Правильно ли мы делаем, откладывая этот вопрос до воссоздания России? Ведь главное препятствие этого воссоздания и есть эта проклятая земля».
В Одессе помимо французов (их скоро было уже полторы дивизии) были две греческие бригады и одна польская. Все под видом помощи пытались что-то у России урвать. Французы стремились создавать «правительства» из различных партийных группировок, сбежавших сюда из обеих столиц.
Между тем Деникин продвинулся далеко на север. Добровольцы освободили от красных Царицын, Воронеж, Курск. На очереди стояли Киев и Москва. Из Сибири наступал генерал Колчак, целью которого было воссоединение с армией Деникина.
Крестьяне захватывали землю, образовывали собственные отряды и банды, били деникинцев и оказывали сопротивление красным. На этом играли Махно и другие батьки-атаманы.
Врангель считал Деникина бездарным, растягивающим фронт, вместо того чтобы собрать силы в один кулак и ударить по Москве.
В этих обстоятельствах Ленин написал письмо «Все на борьбу с Деникиным!». Через пару недель белый фронт посыпался.
Деникинцы спешно отступали на юг. Зачем в этих условиях была принята бесчеловечная директива, непонятно. В один момент было забыто, что именно казаки своими ратными и трудовыми подвигами сделали Россию Россией, расширив ее пределы от Рязани до Главного Кавказского хребта и до границ Афганистана, до Охотского моря и бескрайних ледяных равнин Ледовитого океана.
Лев Толстой, говоря о значении казачества для страны, сказал коротко: «Границы России лежат на казачьем седле!» Так оно и было.
Основную силу белых составляли казаки. Охранители старого режима. Да, у них были привилегии. Но главной привилегией было идти первыми в бой и последними выходить из него. Цокот казачьих коней хорошо помнили в разные годы мостовые городов Европы — от Берлина, Варшавы и до Парижа.
Многим казалось, что вот-вот красный режим рухнет, развалится — и всё вернется к старым порядкам. В серьезность революции мало кто верил. В Ростове-на-Дону тысячи офицеров просиживали за вином, игрой в карты в ресторанах, в ожидании, когда всё утрясется и вернется на круги своя. Совершенно не думая о том, что отдаются на волю случая, что кто-то за них решит судьбу страны, а заодно и каждого из них. За это легкомыслие большинство из них потом заплатит своей кровью.
В их умах и умах белого движения была полная сумятица. Одни видели будущую Россию монархией, другие — конституционной монархией, третьи — республикой, где вся власть будет в руках Учредительного собрания (парламентская республика). Дошло до того, что многие офицеры, сторонники царской власти, боялись говорить об этом вслух, чтобы не быть расстрелянными своими же товарищами по оружию.
Вожди белого движения при всех временных успехах так и не смогли увлечь народные массы страны на свою сторону. Большевики, напротив, предложили ясные каждому лозунги: фабрики — рабочим, землю — крестьянам. Навели жесточайшую дисциплину в армии, собрав под свои знамена трехмиллионную армию. В ноябре 1919 года деникинцы под ударами красных неудержимо покатились на юг. И не было острой нужды принимать драконовскую директиву, призывающую к беспощадной борьбе с казачеством.
В ней, в частности, говорится: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, осуществить беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам».
К тому времени красные научились воевать, у них было вдесятеро больше тачанок, прекрасная кавалерия. А Добровольческую армию к этому времени называли не иначе как «грабьармия». И в самом деле, как только деникинцы заняли Киев, начались грабежи.
Киев в феврале 1919 года освободила Красная Армия. Вскоре от Вооруженных сил юга России останется только Добровольческий корпус Кутепова с десятью тысячами штыков и сабель. Врангель отбудет в Константинополь, а Деникин с богатейшим архивом отправится в Англию, где немедленно засядет за многотомные «Очерки русской смуты».
Врангель вернулся в Крым в апреле 1920 года, где собрались остатки Вооруженных сил юга России. В ноябре Врангель отбудет из Крыма, на этот раз навсегда.
Новым хозяевам страны, разом отказавшимся от великого тысячелетнего пути России и ее истории, хотелось поквитаться с теми, кто наиболее упорно боролся за сохранение тысячелетней России. Речь шла о казачестве. Большевикам не было никакого дела до казачества, его значения для страны. Они руководствовались сиюминутными целями и для их достижения были готовы на всё.
Помните, Ленин на вопрос, как можно было заключать позорный Брестский мир, предполагающий огромную контрибуцию и огромные территориальные уступки Германии, ответил: «Если для спасения революции потребуется заключить договор с самим чертом, мы пойдем на это». Большевики так и поступали, не заглядывая далеко и не думая о последствиях, как это в будущем отразится на судьбах страны на новом историческом витке. А история умеет мстить за непродуманные решения.
В последнее десятилетие XX века произошла катастрофа вселенского масштаба: в условиях мира и никакой угрозы со стороны рухнула сверхдержава по имени СССР — и никто не поднялся на ее защиту!
Но большевики так далеко не заглядывали. Им надо было во что бы то ни стало выжить. Даже ценой жизни сотен тысяч своих сограждан. Творцам нового мира показалось мало директивы 1919 года — и они приняли еще одну в 1925 году, также направленную на уничтожение казачества. Чем и занялись ревкомы. Оставшихся в живых казаков стали высылать в отдаленные малопригодные для жизни районы страны.
Однажды в редакцию пришла пожилая женщина и рассказала, как ее родственников, кубанских казаков, вырвали с корнем из родной земли и привезли в ледяных, насквозь промороженных товарных вагонах в заснеженную Сибирь и высадили на пустынном, продуваемом всеми ледяными ветрами полустанке посреди тайги со словами: «Вот здесь теперь ваш дом».
Первыми умерли старики. Потом дети. Потом слабые здоровьем. В большинстве семей вымерли все. Выжили несколько, в которых были здоровые сильные мужчины. Они топорами вырубили в намертво промерзшей земле, крепкой как камень, землянки, благо дров было в тайге много. Было чем топить. Не было хлеба. От голода умирали каждый день. К весне в живых остались два человека.
И таким историям нет числа. Они еще ждут своего летописца.
В 1929—1930 годах начался новый этап уничтожения казаков: нашелся новый предлог. Казаков, не желавших вступать в колхозы, стали ссылать. На Урал, на север потянулись новые эшелоны с многострадальными казачьими семьями. Высылались лучшие: середняки, крепкие хозяева, умелые работники, предприимчивые и трудолюбивые. Цвет земли кубанской.
Новые нечеловеческие испытания начались в 1932—1933 годах, когда казаков насильно загоняли в колхозы, где они не желали работать. А ту еще совсем некстати засуха. За нею — неурожай и голод. На следующую весну сеять было нечем. Помощи от государства никакой, вымерла значительная часть населения Кубани. Край обезлюдел. Вымирали целые станицы. Мертвые лежали на улицах, и некому было предать их земле. Станицы зарастали бурьяном, дома без пригляда быстро рушились.
Закон о реабилитации незаконно репрессированных народов появился только в девяностые годы ушедшего века!
Зачем мы вспоминаем об этом? Познание прошлого обогащает наши представления о настоящем, придает им целостность и глубину. Этот интерес к прошлому в России велик и сегодня, и не в последнюю очередь потому, что будущее перестало быть однозначным, как нам преподносили многие годы. История многоголоса. Она усложняется и продолжается. Вопрос: на каком фундаменте можно выстроить успешное будущее?
Так что вопросы идентичности, понимания своих основ по-прежнему актуальны. Тем более известны примеры, свидетелями которых мы являемся, когда исторической памятью манипулируют всякого рода нечистоплотные политики. Всё чаще приходится слышать о переписывании истории как в нашей стране, так и за рубежом. Нужно четко проводить линию между историей и мифотворчеством.
Каждое поколение, в том числе казаков, адресует прошлому свои вопросы. И в какой-то момент установившиеся представления об истории перестают на эти вопросы отвечать. А это опасно бесовщиной, подменой понятий, где казаки только нащупывают идею возрождения казачества, что она за идея такая и на чем ее выстраивать на новом витке истории. Ведь истина, как известно, умеет ускользать. И вряд ли здесь нужно спешить, чтобы не подменить идею возрождения казачества, ведь она сложна и многопонятийна, категорией служилых людей.
Казачеству, как указывает коренной кубанский казак, писатель Петр Ткаченко, необходимо найти свою правду и свою истину, что казачество само, как это было на протяжении веков, должно сформулировать, найти свою модель бытования. Какова эта модель, пока скрыто завесой времени. Можно упомянуть, что одна такая модель была выработана правительством Колчака. Возможно, она нуждается в каких-то уточнениях. Но в целом она указывает пути развития и мироустройства казачества в реалиях существующего времени.
Виктор БОГДАНОВ
