Юрий Гавриилович Иванов — почетный адвокат России, более тридцати лет он является членом совета Адвокатской палаты Краснодарского края, возглавляет ее октябрьский филиал. Хорошо известен в профессиональных кругах как опытнейший адвокат. Награжден орденом и многочисленными медалями Федеральной палаты адвокатов РФ, медалью Министерства юстиции России. Ю. Г. Иванов — член Союза писателей, издал семь книг стихов и переводов.
Вот история из адвокатской практики, рассказанная Юрием Гаврииловичем Ивановым.
«Глухарь»
Это случилось давно, в советские годы. Маленький приморский город был взбудоражен неординарным преступлением: в центре города утром с небольшого расстояния, почти в упор, был убит выстрелом в затылок мужчина. Расследование этого дела показало, что погибший был совсем непростым жителем города. В криминальных кругах есть понятие «смотрящий». Оно благополучно существует и в наше время. Криминалитет расставляет «смотрящих» везде: есть «смотрящие» в СИЗО (по-простому — в тюрьмах), в колониях, есть они и на свободе — в городах, регионах и, как ни странно, в отдельных республиках и даже странах.
Оперативные работники выяснили, что убит был «смотрящий» за этим городом, занимавший скромную должность в городской административной системе. Криминальный мир был взбудоражен желанием самим найти убийцу, и предстояли выборы нового «смотрящего».
В те годы адвокат допускался к участию в деле лишь после его окончания. Адвокату и его подзащитному давалось право изучить материалы дела, вещдоки, если они были, и заявить ходатайства.
Ко мне по совету местного адвоката приехали двое крепких парней. Они жили в общежитии, в своеобразной коммуне бывших воинов-афганцев. Ребята были вполне нормальными, любезными и понятливыми. Мы заключили соглашение на ведение дела — и я выехал на ознакомление с его материалами в тот приморский город.
Согласно действующему процессуальному закону адвокат имеет право на свидание с подзащитным наедине без ограничения времени. Прибыв в ИВС (изолятор временного содержания), я познакомился со следователем и заявил ходатайство о свидании с подзащитным. Меня провели в отдельную комнату, а потом конвой доставил обвиняемого. Это был щуплый, с иссиня-черными волосами (в дальнейшем это сыграет значительную роль) скромный человек, бывший воин-афганец, капитан Советской армии.
Я поинтересовался тем, какую позицию он занял, какие давал показания. Выяснилось, что он на последнем этапе расследования в конце концов полностью признал свою вину в убийстве, сказал следователю, что пистолет выбросил с пирса в море (его, конечно же, не нашли, несмотря на все старания водолазов). Выслушав подзащитного, я сказал ему, что сначала мы изучим все материалы дела, записи его показаний, сделанные на микрокассету, а потом поговорим наедине и обсудим, что делать. Он согласился, и мы начали изучать материалы дела. Как тогда, так и сейчас, спустя много лет, я привык делать рукописные записи на полях, фиксируя возникающие мысли, подчеркивая что-то важное в текстах. Дело разрослось до нескольких томов. Более того, следователь допустил грубую ошибку, приобщив к материалам уголовного дела три тома совершенно секретных материалов оперативной разработки погибшего «авторитета». Я с профессиональным интересом изучил и эти материалы, узнав, что оперативники несколько лет «вели» этого «авторитета». Проверялись версии о причастности тех, кто угрожал ему по разным поводам. Но самое интересное то, что мой подзащитный был уже четвертым подозреваемым, признавшимся в совершении убийства. Следователь выяснил, что трое предыдущих оказались мнимыми убийцами, страдавшими разными психическими заболеваниями, дела в отношении них были прекращены.
Полностью изучив все материалы, я понял, что мой подзащитный тоже невиновен в убийстве: в деле было столько нестыковок, нелепостей и несуразностей, что его нужно было прекращать. Я сообщил об этом подзащитному.
В период расследования было допрошено несколько свидетелей (убийство произошло в самом центре города при большом стечении народа), и все они сообщили, что стрелявший был высокий, крепкий блондин, описали и его одежду. Были и многие другие нестыковки, которые я уже и не помню, но одной из них была такая: следователь записал один из допросов с признательными показаниями обвиняемого на диктофон. Я попросил предоставить возможность послушать эту запись, взял протокол, зафиксировавший это следственное действие, в котором было написано, что запись производилась на скорости «2» (а в то время на диктофоне была еще и скорость четыре сантиметра в секунду); включил скорость «2» и понял, что следователь неверно составил протокол, поскольку было очевидно, что запись была выполнена на скорости «4» (это было потом тоже отражено в ходатайстве о прекращении уголовного дела). Составив объемное ходатайство, я передал его следователю, отдав копию подзащитному.
И тут началось самое неприятное для меня как адвоката: следователь, изучив ходатайство, просто-напросто перестал со мной здороваться. Это не самая большая беда, пусть себе обижается, а я обязан хорошо работать и защищать невиновного. Но когда я приехал в город еще раз, один из знакомых работников правоохранительной системы, увидев меня, отозвал в сторону и спросил: у вас такой-то номер машины?
— Да,— ответил я. — А что случилось?
— Дело в том, что опера просто в ярости от вашего ходатайства и хотят всеми силами удалить вас из этого дела.
— Это как же? — спросил я.
— Очень даже просто: на посту ГАИ при въезде в город вашу машину уже ждут несколько дней, чтобы остановить, подложить наркотики или пару патронов, задержать, возбудить уголовное дело, а потом доказывайте, что ничего этого в машине не было. Вы же не первый год работаете и знаете, как это могут сделать. Поэтому не приезжайте больше на своей машине: плохо кончится.
Да, задумаешься! Но мне нужно было еще раз увидеться с подзащитным, чтобы он чувствовал поддержку адвоката, поэтому я взял на время машину родственника, приехал еще раз в тот город, повидался с клиентом, а заодно и узнал, что мое ходатайство удовлетворено: обвинение в убийстве с подзащитного снято. Уголовное дело в этой части прекращено!
Мой подзащитный отсидел уже около года, пока искали убийцу. После возбуждения уголовного дела в квартире моего подзащитного на балконе был обнаружен целый «цинк» патронов (так военнослужащие называют цинковый ящик с патронами). К сожалению, у многих офицеров, прошедших горячие точки, есть дурная привычка прихватывать при увольнении в запас «цинк» патронов, и в моей практике это был уже не первый случай. Это и выручило следственные органы: человек получил наказание за хранение боеприпасов и вышел на свободу.
Кстати, в квартире моего подзащитного не обнаружили ни одного из предметов той одежды, которую описывали очевидцы убийства, что тоже явилось одним из оснований прекращения уголовного дела.
Прошло много лет. Эта громкая история забылась, а убийцу не нашли — так и пылятся тома в архиве, дело — абсолютный «глухарь».
Через некоторое время я узнал, что тот следователь уже не обижается на меня, ему разъяснили, что я лишь добросовестно выполнил свой долг. Позже я сам убедился в этом: пару раз случайно встретился с этим следователем — и он первым протянул мне руку.
